зміст

© В.Глазычев, 2000

Часы остановились в Конотопе. Это не метафора, а бытовой факт: кончилась батарейка, установленная в Берлине и исправно работавшая вместо номинальных двух почти три года. Но зачем-то ей понадобилось отказать аккурат в полпятого утра, когда фирменный поезд “Україна” подошел к перрону Конотопа, где по вагонам пошли украинские таможенники, вежливые и, противу ожидания, ненастырные. Батарейка иссякла в тот миг, когда стрелку следовало отвести на час назад, ибо Киев отдалился от Московии не только в психологическом пространстве, но и в реальном времени.

Я не был в Киеве десять лет и жадно ловил знаки перемен. Тротуары Крещатика вместо асфальта выстелены бетонными плитами, что сразу подчеркнуло домашний оттенок, всегда присущий его сталинскому архитектурному убранству. Заодно переложили все коммуникации. Все вместе, на почти километре длины – за 34 миллиона долларов (по московским аппетитам – даром). В редекорированном кафе – теперь Chateau de Flours – московские цены. На бывшей Октябрьской площади не без забавности соседствуют Архангел Михаил, водруженный на вершине невысокой колонны, и римской модели круглая стойка, на цоколе которой помечены расстояния от Киева до всех прочих столиц мира. Огромного вождя напротив новообозначенной срединности нет, и опустевший постамент открыл за собой зеленый скат газона, что и прежде круто отпадал от гостиницы, ранее именовавшейся “Москва”.

За скромные деньги приведена в известный порядок пешеходная связка между Софийской и Михайловской площадями: хорошая отмостка перед оградой Софии, добротные чугунные столбики с цепями, дугой уходящие на Владимирскую улицу; гарцующий Богдан Хмельницкий, теперь освобожденный от кругового автомобильного движения; наново построенная Михайловская церковь [Михайлівський золотоверхий собор. – Прим. ред.]; вновь поставленная (уже из мрамора, вместо гипсобетонной, разметанной большевиками) скульптурная троица: княгиня Ольга, апостол Андрей Первозванный и кто-то из князей – не то Владимир, не то Ярослав. Перед церковью – стенка с возвышенной духом росписью в стиле второразрядного худфонда советских времен, да еще нелепый по своей художественной сирости, но хотя бы некрупный мемориальный знак в память голода 1932-33 годов.

Автомобили, витрины, интерьеры, реклама – все на порядок скромнее Москвы, то есть – по возможностям. На рекламном щитке у отреставрированной Оперы анонс: “П. Чайковський. Лускунчик (читай: Щелкунчик)”. Перед заново состряпанными еще при Щербицком Золотыми воротами сидит бронзовый (с зеленой патиной крепко перестарались) безымянный князь, чрезвычайно похожий на одного из казаков с известной картинки И.Е. Репина [пам’ятник Ярославу Мудрому за ескізами Кавалерідзе. – Прим. ред.]. Напротив – почти руина старого отеля, надпись на котором уверяет, что проводится тендер инвестиционных проектов; но с тендером дело явно плохо.

Обменяв несколько долларов на гривни (менять рубли невыгодно, курс несколько занижен), рассматриваю купюры и монеты. 1 гривна – князь Владимир; 2 гривны – Ярослав Мудрый; 5 – Богдан Хмельницкий; 50 – Грушевский (кто не знает – лидер движения незалежности до и в ходе Первой мировой и, как сказано в Советском энциклопедическом словаре, “пред. контррев. Центр. Рады”). Итак, Русь Киевская, Украина казацко-хуторская, краткий миг Украины независимой. Всех допрашиваю, отчего же на монетах “копійки”, а не гроши, что как-то естественнее с учетом традиций Правобережной Украины. Ведь сколько не пиши “10 копійок” вместо “10 копеек”, сугубо московское, москальское происхождение не исчезнет. Никто из спрошенных ответа не знал.

Все это – сугубо поверхностные мелочи, и все же…

Сколько себя помню, не переносил малейшего проявления национализма. Сейчас, в Киеве, как-то враз осознал: не переносить-то не переносил, но – сказать почти неприлично – как типичный носитель имперского сознания. И впрямь, царапни нашего брата москаля, и под всем демократическим флером (о зюгановых-бабуриных-прохановых и говорить не стоит) проступит она, голубушка, пятивековая традиция. Года три назад, в переходную эпоху карбованца я уже был на Украине и, честно говоря, не сомневался: ну поиграют в отдельность, поуступают “западенцам” Галичины, а потом – все равно вернутся в объятия старшего братца, никуда не денутся. Так считать было тем легче, что мы здесь предавались иллюзиям: либералы тешили себя мыслью, что Россия на пяток лет опередила Украину в деле реформ; коммунисты и суперпатриоты – тем, что классовое чувство интернационализма сольет в экстазе разбежавшуюся было семейку…

А фигу с маслом не хотите?

Будучи русаком, я свободно говорю по-польски, так что считал (да и сейчас считаю, что бы там украинские филологи не писали), что никакого украинского языка нет, а есть, вернее был, нормальный, законный, не лишенный шарма диалект, натурально сложившийся на порубежьи Московии и Польши. Да и как считать иначе, помилуйте, ежели, зная русский и польский, без труда понимаешь, что таинственное “майно” – это тот же “майонтек”, сиречь имение, собственность, богатство; а “хутро” – это то же “футро”, и означает “мех”; а “дах” – он дах и есть, и значит “крыша”, тож “кровля” и т.д. и т.п.

Все это наверное так и есть, но только это ровно ничего не значит!

Значит же то, что на наших глазах и с необычайной скоростью развертывается процесс оестествления совершенно искусственного образования, каким была Украинская ССР, наследницей которой является нынешняя независимая Украина.

Мы слишком давно сроднились с мыслью, будто государство и общество суть элементы тождества, и как то запамятовали, что не только некоторые, вроде Ассирии или Австро-Венгрии, но и всякое государство вообще представляет собой искусственный, рукотворный конструкт, которому не так уж редко удается оестествиться и на поверхности вещей выглядеть как органическое тело.

Да, сегодня русская речь звучит не только на Левом берегу Днепра, но и в Киеве столь же часто, сколь и украинская. Да, я все же полагаю, что лихим затеям, вроде той, чтобы весь корпус философской классики перевести на украинский, сбыться скорее всего не суждено – и ввиду недостатка профессионалов, и из-за немалых лингвистических трудностей (давно выясненных, скажем, болгарами, чей язык также, хотя и по иным причинам, веками оставался по преимуществу крестьянским), и ввиду нехватки денег. И тем не менее: видя, как мучаются на киевском телеэкране, как минимум двое из каждых троих говорящих, пытаясь выразить свою мысль по-украински, их страданиям сочувствуешь. Но ведь – говорят! Бредут сквозь собственную речь, как по вязкой глине, – но говорят!

Через пару лет будут говорить бойчее, тем более, что к казенно-чиновничьему языку прирастает обычная для всяческих ток-шоу болтовня да переводы все тех же сериалов и реклам. Тем более, что есть люди, говорящие чисто и красиво. Еще через пять лет, когда в люди выйдут нынешние школяры, будут говорить все, или почти все. Уж если в Израиле доказали успешность невиданного эксперимента и заставили мертвый иврит стать живым языком общения и литературы, то с неубитой народной речью Украины все будет в порядке. А русский будут знать те, кому и положено, – культурная прослойка. Знать как второй язык. Как английский, но только лучше. И читать по-русски эта прослойка будет, выигрывая на удвоении мимико-фонетического ряда, моторикой связанного с удвоением психодинамических стереотипов. И это тем более существенно, что практически затихает этот “насос” советских времен, что отовсюду вымывал наиболее энергичных, наиболее мобильных – когда то в Петербург, до недавнего времени – в Москву. Затихает, но еще не вполне, так как – пока – некоторое число профессионалов эмигрирует в Россию или работает там. Но стоило случиться 17 августа, и стайки украинских гастарбайтеров со вздохом сожаления потянулись домой.

Нельзя, разумеется, исключить, что в силу незатейливости воображения нынешних политических элит, Украине не удастся сохранить схему унитарного государства и придется трансформироваться в канадского типа федерацию из четырех-пяти провинций (Киевщина, Галичина со Львовом, Левобережье с Днепропетровском, Крым и, возможно, Полтавщина с Уманью и Гуляй-полем в придачу). Это вполне вероятно, хотя и не предопределено фатальным образом. Вероятно также, что, единожды оформившись, некоторые провинции будут отгрызать у центральной власти изрядную долю полномочий; иначе их отгрызут областные начальства с большим уроном для целого. Однако похоже, очень похоже, что Украинская государственность становится фактом как раз в то время, когда сама идея национального государства ослабевает в Европе.

Самое же любопытное, что, возможно, нынешним молодым и вместе вполне зрелым интеллектуалам – отнюдь не националистам, но государственникам, вроде Сергея Дацюка и Владимира Грановского – удастся-таки внушить киевским начальникам, что прислониться к идее следования урбанистической культуре Киевской Руси, а вовсе не казацко-хуторской архаике, – и реально, и выгодно. Если еще учесть, что на Украине куда больше православных приходов, чем в России; что крестили Русь все же в Киеве, а не во Владимире, или тем более Москве; что Киев с куда большим основанием, чем Москва может претендовать на прямое наследование Константинополя; что на Украине уже довольно интеллектуалов, которые способны все это облечь в доктринальные формы (я долго беседовал с таким именно молодым господином)… Если все это учесть, то с сюжета нашего напрочь слетает удобная, вполне комфортная ироничность.

Все это серьезно.

Тем более серьезно, что на таком фоне ярчайшим образом проступает убогость самодовольства российской элиты, баюкающей себя пространностью и полнотой страны русского языка и русской культуры, сидючи при этом на этнокультурном вулкане.

Кстати, а вы задумывались, что население Украины – 52 миллиона, тогда как население РФ ныне составляет 146 миллионов, а через 5 лет будет составлять не более 140, из которых русский будут считать собственным культурным языком менее 100? Что у этих 100 миллионов нет и пока не предвидится никакой объединяющей собственной мифологии, кроме ностальгической имперской? Нет даже такой экзотической, как твердая уверенность, что непосредственными предками украинцев были скифы. Даже такой лирико-поэтической, как троица, составленная из Андрея Первозванного, княгини Ольги и князя Владимира. Даже такой достоверной, что Киев – мать городов русских.

Еще десяток лет унылого российского ничегонеделания, и глядишь – маятник с пятивековой амплитудой начнет движение вспять, и Киев вновь станет собирать вокруг себя русские земли.

(И тогда уж точно не только Бодрийяра с братией, но и Аристофана с Еврипидом наши внуки будут разучивать на бывшем диалекте, ставшем новорусским государственным языком).